Жизнь вдребезги - Страница 42

— Не хотелось бы злословить, — продолжала она. — Но вы мне симпатичны, и я бы себе не простила, если бы не говорила с вами вполне откровенно. Вероника всегда тратила, не считая. И я частенько гадала, как это ей удается. Надо полагать, ей случалось брать взаймы. Никак иначе это не объяснишь. И еще я теперь понимаю, почему она мне ничего не сообщила, когда вышла за вас замуж.

— Почему же?

— Не обижайтесь, но для нее вы не были такой блестящей партией, как Чарли. Сами посудите: после помещика — простой массажист. Такое случается, но хвастать вроде нечем. Вполне в духе Вероники. Вам неприятно об этом слышать?

Дюваль промолчал. Он смутно чувствовал, что эта женщина, ядовитая, как паук, была права; она нащупала нечто гадкое и в то же время опасное. Из-за всего этого он чуть было не позабыл, что Вероники нет в живых. Он поставил машину напротив вокзала.

— Вы как будто расстроены, — заметила Тереза, доставая багажную квитанцию.

— Скорее удивлен, — поправил он. — Когда мы поженились, деньги водились у нее. У меня их не было.

Они глядели друг на друга вопросительно; чемодан стоял на земле между ними.

— Напомните-ка мне свой адрес, — произнес он наконец.

— Дакс, улица генерала де Голля, 17. Напишите мне — во-первых, о ее здоровье, во-вторых, о ваших делах. Мне многое еще хотелось бы вам рассказать. И если понадобится помощь, не стесняйтесь.

Она протянула ему руку: в самом этом движении ему почудилось что-то двуличное. Преодолевая брезгливость, Дюваль позволил ей пожать свои пальцы.

— Да, и конечно, поцелуйте за меня Веронику.

Он проводил ее взглядом, увидел, как она растворилась в толпе. Угроза миновала, но вот надолго ли? Придется ли ему покинуть Амбуаз? Укрыться в другом месте? Может быть, уехать за границу?

Не спеша Дюваль вернулся на привокзальную площадь. Он уже не знал, что и думать… Чарли, Вероника, Клер… нет, Фабьена… потому что с этой минуты она вновь стала Фабьеной… Что объединяло этих троих? Разумеется, нельзя принимать за чистую монету россказни этой бабы-яги. И все же что-то за этим кроется!.. Он повторил: «Фабьена… Фабьена», чтобы освоиться с этим именем, попробовать его на вкус, услышать его отзвуки в своем сердце… Фабьена, просившая у него прощения… Фабьена, бывшая душой этого заговора… Фабьена, ставшая мадам Дюваль… Фабьена, которую он продолжал любить.

Приближался час массажа. Дюваль опустил в почтовый ящик письмо мэтру Фарлини и сел в машину. Малолитражка, словно ученый ослик, знала дорогу домой наизусть. Дюваль и не заметил, как она довезла его до «Укромного приюта». Вероника занимала все его мысли. Она сама пожелала выйти за него замуж — и Фабьена, ее близкая подруга, наверняка знала почему. Хотя и так догадаться нетрудно: Вероника нацелилась на его миллионы, потому что знала о существовании Уильяма Хопкинса… а об этом ей мог рассказать только Чарли, который часто ездил в Америку. Надо попробовать добиться от Фабьены, что именно связывало Чарли с Хопкинсом.

«Хопкинс! — подумалось Дювалю, — а ведь я называю его так, словно он мне и не отец. И о Веронике я вспоминаю так, как будто она никогда не была моей женой… На самом деле у меня на свете есть только один родной человек — Фабьена!»

Остановившись перед домом, он снова шепнул: «Фабьена», словно это волшебное имя могло распахнуть перед ним ворота и открыть для него истину. Он попытался повернуть в замочной скважине ключ и обнаружил, что калитка заперта на одну задвижку. Но ведь он точно помнил… Та мерзкая баба даже заметила: «Вы словно боитесь, что ее похитят!» Значит, сюда кто-то приходил. Он уверен в этом. Он бросился к дому, взлетел вверх по лестнице и замер на пороге ее комнаты. Фабьена лежала в той же позе, в какой он ее оставил; она с трудом повернула к нему голову.

Стараясь казаться беспечным, он подошел к окну, чтобы распахнуть ставни навстречу вечернему солнцу. Его глаза перескакивали с одного предмета на другой. Но все вещи оставались на своих местах. Стулья не были сдвинуты. Пахло так же, как прежде. Он присел на кровать, погладил молодую женщину по лбу.

— Знаешь, — сказал он, — кто сейчас приходил? Ты, наверное, слышала, как мы разговаривали… Ты с ней уже встречалась раньше.

Голубые глаза уставились прямо на него; уголок рта снова нервно подергивался.

— По-моему, ты ее не очень-то жаловала… Да и она тебя недолюбливала. Сестрица твоей подружки Вероники… От нее я узнал, что тебя зовут Фабьеной… Красивое имя — Фабьена. Мне оно нравится. Очень женственное.

Ее глаза вопрошали Дюваля с каким-то отчаянием.

— Мы с ней долго беседовали. Она непременно хотела повидаться с тобой, потому что думала, что ты и есть Вероника. Никому ведь не известно, что Вероника умерла. По крайней мере, я на это надеюсь. Но стоит кому-нибудь сюда прийти… Для нас это окажется катастрофой. Пока я отсутствовал, никто не приходил? Если нет, сожми мне руку.

Она сжала ему руку.

— Вот и отлично. Сама понимаешь, я вынужден остерегаться. Мы с тобой оба живем словно на вулкане. Нас может погубить любая случайность, не забывай об этом. Если, на беду, кто-нибудь прознает, что ты не Вероника, я погиб… Раз уж ты была ее лучшей подругой, так, может, ты знаешь, что случилось на шоссе?.. Если знаешь, прикрой глаза.

Она прикрыла глаза.

— Но ты не знаешь всех обстоятельств. Она тебе наверняка приврала… Я и не думал ее убивать — это неправда. Сама посуди: разве я похож на преступника?

Голубые глаза были глубокими, как море. Он вздохнул и продолжал:

— Да, она мне надоела, но еще хуже надоел себе я сам, вернее, мы оба, та нелепая жизнь, которую мы с ней вели. Вот я и не стал прикручивать колесо… чтобы испытать судьбу… оставил все на волю случая… А потом… она вынудила меня написать это письмо… Имей в виду, я мог бы и отказаться… Но я подумал, что так мы скорее получим развод… Мне и в голову не приходило, что Вероника может погибнуть… Я полагаю, вы с ней в самом деле попали в аварию? Если да, снова закрой глаза… Ясно… Никто не мог ее подстроить? Если нет, сожми мне руку.