Жизнь вдребезги - Страница 26

Обрывки мыслей, обломки рассуждений проносились в его мозгу, пока он шел к Луаре. Очевидно, его первая догадка была правильной: Вероника находилась в машине рядом с незнакомкой, раз в багажнике оказался ее чемодан. Возможно, «триумф» вела незнакомка. Так решила Вероника, которая после того несчастного случая на шоссе побаивалась садиться за руль. Она сама выбрала место смертника, а сумочку держала в руках. А когда машина перевернулась, Веронику выбросило в реку. Сумочка сразу пошла ко дну. Тело Вероники унесло течением. Свидетелей не оказалось. И полиция не догадывалась, что в машине ехали двое.

Дюваль шел по набережной. Сверкая на солнце, река плавно катила среди прибрежных тополей свои волны. С необыкновенной ясностью Дюваль увидел образ жены, и его глаза наполнились слезами, потому что все сложилось так глупо и несправедливо. Но он не потерял нити своих рассуждений. Если Вероника утонула, рано или поздно ее тело непременно найдут. Но, если даже оно сохранится под водой нетленным, кто сможет его опознать? Подруги и знакомые Вероники полагают, что она лежит в больнице в Блуа. Так что их опасаться нечего. Что же касается родных и близких незнакомки, то они тоже не смогут опознать найденное в Луаре тело, поскольку оно принадлежит Веронике.

Тут Дюваль остановился, потому что его мысли в некотором роде обогнали его самого, и он еще не успел свыкнуться с тем выводом, к которому только что пришел. Он снова обдумал его, снова все проверил. Может, это и парадоксально, но так оно и есть. Он даже ощутил некоторое облегчение. Правда, ненадолго: не успел он дойти до конца набережной, как уже появились сомнения.

А вдруг Вероника не умерла? Что, если, вопреки всякой логике, ее не было в машине? Ему бы следовало почитать местную прессу, просмотреть хронику происшествий; вдруг тело уже выловили?.. Он вернулся в гостиницу. На его счастье, убирались здесь спустя рукава. В салоне на столике скопились газеты. Он порылся в них и обнаружил несколько номеров «Новой республики». Но сообщений об утопленнице там не оказалось, хотя это еще ничего не значило. Ведь тело могло зацепиться за корягу. Или же…

Он попросил соединить его с номером 88-52-32 в Каннах.

— Алло… Могу я поговорить с мадам Дюваль?

— Мадам Дюваль сейчас нет… Она в Блуа, в больнице… Попала в аварию…

— А с кем я говорю?

— С ее квартирной хозяйкой.

— Благодарю вас.

Он повесил трубку. Так или иначе — погибла Вероника или скрывается по собственной воле, — положение все-таки остается очень серьезным. Если бы незнакомку не приняли за Веронику, письмо, верно, уже бы вскрыли, запустив тем самым механизм судебного расследования. Раненая женщина стала для него спасательным кругом, щитом, последней надеждой… во всяком случае, до тех пор, пока она не заговорит. Его охватило чувство признательности к ней, смешанное с жалостью. Стоило возвращаться к жизни, чтобы услышать, как воркует сиделка: «Добрый день, мадам Дюваль…» Хотя, кто знает, может быть, в тех сумерках, которые все еще окружали ее, ей доставляло удовольствие сознавать, что ее уловка удалась и что ее по-прежнему принимают за Веронику.

Кто она такая? Откуда взялась? Чего она добивается? До сих пор Дювалю не хватало времени, чтобы задать себе все эти вопросы. Взять хотя бы фальшивое удостоверение личности. Здесь чувствовалась рука профессионала. Значит, кто-то действовал не без преступного умысла. Дюваль вынул документ из сумки и принялся рассматривать фотографию. Особенно ему нравились глаза незнакомки — до того светлые! У Вероники, у той взгляд был лживый. Но эти глаза показались ему зеркалом души. Непостижимо! И еще этот таинственный адрес: «Сверчковый проезд». Дюваль взглянул на часы. До обеда он еще успеет туда заскочить. Он вытащил из сумки связку ключей, снова поехал по дороге, ведущей в Шомон, миновал место аварии, даже не притормозив. Ему не терпелось осмотреть «Укромный приют»… Кто откроет ему дверь? Кто живет в усадьбе? Любовник?.. Не находя ответа на свои вопросы, Дюваль увлекся этой нелепой и зловещей игрой. Любовник! Тот самый невидимый и неуловимый субъект, который всем и заправляет, оставаясь в тени. И который, разумеется, просто не существует. Это всего лишь плод воображения, похожий на мишень тира, где набивают себе руку, упражняясь в стрельбе — или в ненависти. Дювалю так необходим был объект для ненависти! Он остановился на главной площади Амбуаза и спросил дорогу у прохожего.

— Сейчас прямо… Затем повернете налево, поедете по направлению к Блере… Там спросите… Это не так просто найти.

Через пять минут Дюваль понял, что заблудился. Он притормозил у бакалейной лавки.

— Вы не скажете, где тут Сверчковый проезд?

Бакалейщица оказалась очень любезной. Она вышла и показала ему перекресток.

— Первый поворот направо. Там увидите трансформаторную будку. Потом свернете налево и… погодите, Сверчковый проезд…

Она посчитала на пальцах.

— Это будет четвертый поворот, опять же налево.

— Я ищу «Укромный приют».

— А! Понимаю.

Она отступила немного назад и взглянула на номер малолитражки.

— Ага! О… Вы, случаем, не мсье Дюваль? Так я и подумала… В газете писали, что приключилось с вашей женушкой. Бедняжечка!.. Она иногда заезжала сюда за покупками… Такая славная. А как ей нравилось в «Укромном приюте»! Она хоть поправляется?

— Да, понемногу. Спасибо.

Дюваль поехал дальше. Он больше просто не мог поддерживать этот разговор. Яростно ударил кулаком по рулю. Ну уж нет! Он так долго не выдержит. «Вы, случаем, не мсье Дюваль?» Похоже, его здесь ждали! «В „Укромном приюте“ меня встретят вазы с цветами и тапочки возле кровати! А горничная спросит, хорошо ли я доехал… С меня довольно».